А. И. Терюков

Я. К. Грот и Финляндия

Исследователи русско-финляндских научных и культурных связей не смогут пройти мимо фигуры Якова Карловича Грота, языковеда, историка литературы, переводчика, писателя, организатора науки. Но не смотря на то, что в течении 13 лет, с 1840 по 1852 гг. он фактически был посредником между русской и финляндской культурами, его деятельность в таком качестве не получила должного освещения в научной печати. В советское время так или иначе его обычно упоминал петрозаводский исследователь финской культуры Э. Г. Карху. Достаточно подробно деятельность Я. К. Грота в Финляндии была описана в первой его крупной работе. В последующем автор лишь ограничивается только упоминаем нескольких высказываний Грота о Э. Лённроте, Ю. Рунеберге, Ф. Сигнеусе. В данной статье мы попытаемся охарактеризовать деятельность Я. К. Грота в большей степени на основе опубликованной его переписки с П. А. Плетневым.
Я. К. Грот родился 15 (27) декабря 1812 года в Петербурге в дворянской семье выходцев из Германии, Голштинии. Его дед Иоаким Христиан (Ефим Христианович) переехал в Россию в 1758 г. при Елизавете Петровне и долгое время был пастором церкви св. Екатерины на Васильевском острове. Отец, Карл Ефимович – был чиновником Департамента государственных имуществ, выслужившим российское дворянство. Общественное положение К. Е. Грота позволило его сыновьям – Якову и Константину получить образование в Царскосельском лицее. Я. Грот закончил его первым в выпуске в 1832 г., что дало ему возможность поступить на службу в канцелярию Комитета министров, состоя при бароне М. А. Корфе. Позднее он служил в канцелярии Государственного Совета. Эта служба ввела его в круг высшего чиновничества Империи, обеспечив в будущем возможности быстрого карьерного роста. Тогда же началась его литературная деятельность. В 1838 г. в журнале «Современник» появляется его перевод Байроновской «Мазепы», который получил самые высокие отзывы и открыл Гроту путь в литературные круги, в частности положил начало дружбе с П. А. Плетневым и знакомству с В. А. Жуковским. Позднее он становится одним из постоянных авторов «Современника». Знание Я. Гротом шведского языка позволило ему знакомиться со скандинавской литературой и начать переводы со шведского на русский, которые публиковались в российской печати. Эта переводческая деятельность обратила на него внимание Министра, Статс-секретаря Великого княжества Финляндского барона Роберта Ребиндера. Все это предвещало молодому чиновнику и литератору прекрасное будущее. Но произошло одно событие, которое перевернуло его жизнь. Оно было связано с преподаванием русского языка в Финляндии.
После перевода в 1827 г. единственного финляндского университета, получившего название Императорского Александровского из Або (Турку) в Гельсингфорс (Хельсинки), встал вопрос о преподавании русского языка для тамошних студентов, так как основное преподавание велось там на шведском. Этого требовало в первую очередь проведение административных реформ, которые предполагали знание местными чиновниками официального языка империи. А вот с преподаванием русского языка было не все в порядке и достаточно долго не удавалось найти удачного преподавателя. С 1830 г. должность экстраординарного профессора русского языка и словесности занимал С. В. Соловьев, который своим бестактным поведением со студентами был своеобразной «притчой во языце» гельсингфорского общества. Многие люди требовали перевести его куда-либо в другое место. В 1839 г. С. В. Соловьев попытался занять пост профессора Педагогического института, но неудачно и был вынужден вновь вернуться в Финляндию. В это время П. А. Плетнев пишет специальную записку о преподавании русского языка в Александровском университете, предлагая создать там специальную кафедру. Предложение Плетнева было поддержано Р. Ребиндером, а П. А. Плетнев, М. А. Корф и В. А. Жуковский рекомендовали на должность профессора этой кафедры Я. Грота. Пока вопрос об этом решался, Ребиндер предложил последнему должность чиновника по особым поручениям при Статс-секретариате Великого княжества Финляндского и отправиться в Гельсингфорс, чтобы на месте ознакомится как с ситуацией в университете, так и с местным обществом. Так в июне 1840 года Я. Грот оказался в Финляндии, где и застрял на целых 12 лет. Уже в апреле 1841 г. он был назначен ординарным профессором русской словесности и истории. Одновременно Грот читал лекции по русской истории на шведском языке, следил за преподаванием русского языка в других учебных заведениях. В эти годы им были написаны и изданы по-шведски «Книга для чтения», «Учебник русского языка», «История России до Петра Великого», под его редакцией издавался в 1846-47 гг. шведско-русский словарь. В 1853 г. он возвращается в Петербург, где становится профессором Александровского лицея, где прослужил до 1862 г. Одновременно начинается его деятельность в Императорской Академии наук, с 1858 г. – ординарный академик, с 1884 г. – председатель отделения русского языка и словесности, а в 1889 г. назначается вице-президентом Академии наук. Умер Я. Грот 24.5 (5.6) 1893 г. в зените славы и почета.
Во время пребывания в Финляндии Я. Грот постепенно становится наиболее компетентным посредником между русской и скандинавской культурой вообще. В русском обществе в то время постоянно повышался интерес к этим северным странам, но их языковая особенность не способствовала прямым контактам. Длительное время основным источником информации о финляндской жизни была «Северная Пчела» Фаддея Булгарина, который часто посещал эту страну. Но большинство его публикаций вызывали там недоумения и критику, так как содержали неверные и ошибочные сведения. Например, известный поэт, критик, профессор эстетики Фредрик Сигнеус опубликовал в 1840 г. в Гельсингфорсе специальную статью под названием «Колдовство г. Фаддея Булгарина», в которой доказывал, что Булгарин не иначе как колдун, который своим волшебным жезлом вызывает на свет события, каких не бывало, а те, которые случались, мигом уничтожает и все перемешивает по произволу. Поэтому статьи Я. Грота в «Современнике» отличались как объективностью, так и богатством и оригинальностью материала. Только в этом журнале он опубликовал 29 статей, некоторые из которых были перепечатаны в других изданиях. В общей сложности он посвятил Финляндии 76 публикаций. Позднее они были переизданы. Зачастую эти публикации были заказными. Плетнев в своих письмах Гроту определял общую линию интересов русского общества. В своем письме от 17 июня 1844 г. он писал: «Пока еще для русских все из Скандинавии – новость: черты этнографические, биографические, библиографические, исторические, статистические и пр., пр. Итак, не надо брать мелочь, единственно потому, что новость, оно ново, а брать назидательное и достойное изучения, хотя это случилось и давно». Иногда он вообще заказывал конкретный материал: «Нельзя ли поручить Барановскому, либо Лундалю или хоть Стренгу составить статейку о новой поэме Рунеберга «Конунг Фьяларг», где коротко упомянуть: о её содержании, эпохе, к которой она относится, о характерных чертах местности, о метре и т.д.». Но чаще всего Грот сам, особенно в начале пребывания в Гельсингфорсе, предлагал материал для публикации. Например, в письме к Плетневу от 11 августа 1840 г. он пишет: «несколько дней назад Сигнеус показал мне прекрасные стихи, написанные им 4 тому года назад к Наследнику. По моей просьбе он дал мне их для печатания в одной из здешних газет, но с тем, чтобы его имя осталось неизвестным». Перевод стихов был отправлен в Петербург, через месяц Плетнев в своем письме ответил: «... Сегодня я отправился к Наследнику. Он был полчаса один со мной. Благодарил за все, в том числе и за стихи Сигнеуса, которые позволил напечатать». Так эти строки Сигнеуса появились на страницах «Современника».
Особо хотелось остановиться на уже упоминаемой выше переписке между Я. Гротом и П. Плетневым в этот период. Они написали друг другу в общей сложности 1513 писем. Вначале переписка была регулярной, чаще всего по одному письму в неделю (это было связан с тем, что почта из России приходила в столицу Великого княжества один раз в неделю), позднее они уже писали по надобности. Значение их по настоящему еще не оценено, исследователи используют для изучения русско-финляндских культурных связей крайне редко. А ведь это кладезь ценнейших сведений как жизни в Финляндии, так и в Петербурге. Они не только сообщали друг другу какие-то бытовые подробности своей жизни, но часто обсуждали очень широкий круг событий и явлений. В них упоминается вся русская и финляндская элита: В. Ф. Одоевский, А. А. Краевский, И.А. Крылов, А. С. Пушкин, Н. А. Полевой, Н. В. Гоголь, В. Г. Белинский, Ф. Булгарин, Н. Греч, П. А. Вяземский, Г. Р. Державин, М. Ю. Лермонтов, В. А. Жуковский, А. Ф. Ишимова, Н. Н. Пушкина (Ланская), Н М. Карамзин, М. А. Корф, члены императорской фамилии, многие государственные деятели, семьи Аминовых, Армфельтов, Готлундов, Ю. Рунеберг, Ф. Сигнеус, М. Кастрен, Р. Ребиндер, В. Вассениус, С. Топелиус, Ф. Франсет, Э. Тегнер и многие другие.
Во-первых, в них содержится много любопытного, чего нельзя был узнать в обычной прессе. И Плетнев, и Грот знали, что сведения из этих писем расходятся среди определенного круга лиц, дружественных адресатам. Они в большой степени были неформальной прессой, чем дружеской перепиской и так же служили целям лучшего знакомства с проблемами Петербурга и Гельсингфорса тут и там.
Во-вторых, в ней часто возникали дискуссии между друзьями по самым различным вопросам, иногда даже идеологическим. Еще в самом начале их переписки, в 1840 г., в них прозвучали слова, которые очень четко характеризовали Я. Грота в его финляндский период жизни. Они были связаны с его работой над переводом поэмы «Фритиоф. Скандинавский богатырь» крупнейшего шведского поэта-романтика Э Тегнера. Грот начал работу над этим переводом еще в Петербурге, в 1836 г. и продолжал в Гельсингфорсе. 27 сентября 1840 г. Плетнев писал Гроту: « У меня нет предубеждения против таланта Тегнера. А я всегда говорить буду, что пока историки и др. литераторы, даже самые художники, не выведут нации на свет перед иностранцами, до тех пор все слишком национальное для последних будет неясно и, следовательно, не вполне интересно. Такова и поэма Фритиоф. Отчего нам Илиада и Иерусалим, или даже Рай так занимательны? Оттого, что мы вспомогательными знаниями уже введены в этот мир, из каждого поэт представляет сцены. Отчего не многие умеют наслаждаться чтением самых лучших книг? Оттого, что никто их к тому не подготовил. Такова участь и красот Фритиофа». В ответ 3 октября 1840 г. Грот пишет другу: «В суждении вашем на счет Фритиофа есть маленькое противоречие. Сами вы говорите, что историки и другие литераторы, даже самые художники, должны вывести на свет нацию перед иностранцами. Но не то ли я и стараюсь делать в отношении скандинавского Севера, и перевод Фритиофа не есть ли попытка вывести на свет нацию. Сухие диссертации и вообще ученые труды никогда не могут быть доступны стольким читателям, как поэма, хотя первое чтение ея и может показаться затруднительным; исторические истины, одетые в поэтические красоты, конечно, запечатлятся в памяти гораздо скорее, нежели – будут изложены учебным образом; причем перед поэмой будет напечатано довольно подробное приготовительное вступление о быте и реалиях скандинавов. Почему мой перевод не может хоть нескольких русских ознакомить с скандинавским Севером и привлечь их к изучению его. Вы знаете, как это важно для нашей истории, и если таково будет действие моего перевода хоть на двух-трех человек, то он не напрасен». В этих словах звучит «Кредо» Я. К. Грота – побуждать людей к понятию чужой культуры, чужого мира, чужой страны. И над эти он достаточно потрудился как своими переводами, так и оригинальными трудами. С этой целью он добился издания поэмы Тегнера.
Я. Грот открыл для русского читателя знаменитый карело-финский эпос. Он был хорошо знаком с его создателем Элиасом Лённротом, которого в своих письмах называл Иваном, даже один раз путешествовал с ним по южной Финляндии и Карелии. В 1840 г. он публикует в «Современнике» две статьи, в которых он приводит русский перевод поэмы.
Он много сделал для того, чтобы выдающийся финляндский путешественник, лингвист, этнограф Матиас Александр Кастрен смог совершить путешествие с научными целями по Русскому Северу и Сибири, а позднее получить от Императорской Академии наук средства для их обработки. Но его любимым персонажем финской литературы и близким другом был Ю. Л. Рунеберг, крупнейший финляндский поэт и просветитель. Рунеберг ввел Грота в круг местных литераторов, а Грот, наоборот, знакомил его с русской литературой. Он переводил произведения Рунеберга на русский язык, благодаря чему русская публика смогла познакомиться с творчеством этого замечательного поэта. Были и другие дела. Например, благодаря Якову Гроту в библиотеке Александровского университета возник русский отдел, а сама библиотека стала получать обязательный экземпляр всех книг, изданных в России. И список таких добрых дел можно продолжить.
В январе 1853 года Я. К. Грот возвращается в Петербург. Э. Г. Карху объясняет прежде всего обострением общественно-политической борьбы в Финляндии в конце 1840-х годов. Период царствования Николая I был непростым как для России, так и для Финляндии. Вообще, фигура Николая I достаточно противоречива. В годы его правления действительно отмечались определенные идеологический давления на многие стороны жизни в Империи. Но для Финляндии это был достаточно благоприятный период развития, который иногда называют “вторым периодом пробуждения”. Начинает культивироваться финский язык, худо-бедно расцветает финская литература, наука, образование. Достаточно мощно развивается местная экономика. Происходит реальное становление генерал-губернаторства как основы местного самоуправления. Созданная при генерал-губернаторе А.А. Закревском в 1826-1830 гг., она была усовершенствована в 1831-1855 гг. А.С. Меньшиковым. Именно последний оставил добрую память о своей деятельности здесь, в Финляндии, в отличии от той, что связано с его участием в Крымской кампании, где он прославился как незадачливый полководец.
Но на самом деле причины возвращения Грота в столицу были будничны и прозаичны. Я.К. Грот начинает задумываться о будущем, в первую очередь о пенсии. Работа в Великом княжестве Финляндском давала ему возможность выйти на пенсию раньше установленного срока, так как она давала некоторые льготы. Но для этого необходимо вернуться на службу в метрополию. Поэтому летом 1852 г. он обращается к Плетневу о своем намерении переменить работу и просит подыскать ему место в Петербурге. В ответ на некоторые предложения Грот пишет Плетневу в своем письме от 6 октября 1852 г.: “Мысль, которую ты мне подал о переселении в Санкт-Петербург, иногда занимает меня, но с другой стороны, здешнее положение мое представляет столько преимуществ, что не легко было бы мне променять его на что-либо другое; для этого нужно место, которое соединило бы в себе особенные выгоды. Так как, во всяком случае, в таком важном деле торопиться не надо, то я буду спокойно выжидать, пока судьба сама представит мне перемену”. И судьба действительно преподносит ему подарок. В октябре 1852 г. умирает профессор Императорского Александровского лицея Георгиевский П.Е. и открывается вакансия в Петербурге. Плетнев рекомендует на эту должность директору Лицея генералу Броневскому Д.Б. Грота. Одновременно он получает приглашение стать воспитателем детей Наследника престола. Последнее для Грота было даже более престижнее, чем преподавание в Лицее. И это стало главной причиной, что побудило его покинуть ставший любимым Гельсингфорс, “так как он был призван к ответственным обязанностям преподавателя и воспитателя детей Наследника”. В январе 1853 г. Грот завершает свои дела в Финляндии и переезжает в столицу Империи. Плетнев в своем письме от 9 января 1853 г. пишет Гроту: “Вчера вечером принесли мне письмо твое от 6 января. Странное чувство овладело мною, когда прочитал я, что от тебя это письмо ко мне из Гельсингфорса, вероятно, последнее. Это чувство похожее было более на сожаление об утрате, нежели на радость соединения. Ты знаешь, как я желал переезда твоего в Санкт-Петербург. И что же? Когда все свершается по нашему желанию, я начинаю чувствовать, что прекращение этой четырнадцатилетней переписки есть своего рода утрата.” Но это событие не прервало служение Я.К. Грота на благо финляндской науки и культуры.