|
«РУССКАЯ МЫСЛЬ»: Историко-методологический семинар в РХГА
Ведущий семинара – доктор философских наук, профессор РХГА Александр Александрович Ермичёв.
28 мая 2010 г. Доклад «Современное состояние исследования творчества Вл.С. Соловьева» Михаила Викторовича Максимова, д.ф.н., руководителя Российского научно-образовательного центра исследований наследия Владимира Сергеевича Соловьева (г. Иваново) и сообщение Сергея Анатольевича Гриба, д.физ.-мат.н., президента Санкт-Петербургского религиозно-философского общества имени Владимира Соловьева.
А.А. Ермичёв: Друзья мои, давайте начнем! Сначала несколько слов о наших планах. В рамках Свято-Троицких Чтений во вторник 1 июня пройдет заседание секции истории русской философии. Сама работа секции будет посвящена столетию появления на русской философской сцене журнала «Логос». «Логос» – журнал научной философии. А вообще-то по содержанию конференция рассматривает немецко-русские философские связи XIX – начало XX века, от немецкой и русской мистики до рецепции феноменологии в России. 1 июня наша секция начинает работу в 12.30 здесь, в актовом зале, общие вопросы немецко-русских философских отношений. А после чая в три часа уже непосредственно по журналу «Логос» и отдельным его авторам. Приходите, у нас очень интересные докладчики!
Летний перерыв, как и положено, наш сезон завершает работу сегодня. Этим заседанием завершаем сезон 2009 – 2010 гг. и начинаем работу в октябре докладом Петра Александровича Сапронова, он нам расскажет о своей новой книге «Путь в Ничто. Очерки русского нигилизма. Мы хотели сейчас провести это заседание, но Дмитрий Кириллович Бурлака сказал пусть побольше народа прочитает эту книжку, это очень хорошая книжка о нигилизме, пусть побольше народа прочитает ее и в октябре устроим презентацию и обсуждение. Значит, вот уже первое октябрьское занятие у нас намечено – Петр Александрович Сапронов выступает с презентацией своей книги о нигилизме.
Сегодняшнее заседание. К нам приехал дорогой наш гость и давний знакомый Русской Христианской Гуманитарной Академии Михаил Викторович Максимов, руководитель Российского научно-образовательного центра исследований наследия Владимира Сергеевича Соловьева, мы его приветствуем (аплодисменты). Дело в том, что центр существует уже…
М.В. Максимов: 11 лет.
А.А. Ермичёв: И выпущено 25 сборников по исследованию Соловьева. И вся эта работа лежит на плечах Михаила Викторовича, его жены, Ларисы Михайловны и небольшого круга единомышленников Ивановского энергетического университета. Вообще, безумно приятно, что в Иваново – в Иваново, а не в Москве! – центр по изучению творческого наследия Соловьева. Как-то провинция показывает, что она может серьезно заниматься серьезными проблемами. Большое спасибо Вам!
Значит, нынешний вечер у нас такой. Михаил Викторович расскажет о том, что мы на сегодня знаем сегодня существенного о Соловьеве. После этого мы зададим Михаилу Викторовичу разные вопросы, тем более, что недавно ведь, помните, Алексей Павел Козырев у нас выступал, и мы к нему приставали с вопросом София – это философическая часть философии Соловьева или это поэтическая отсебятина у Соловьева? Зададим вопросы, потом обменяемся мнениями… Нет! Сначала выступит Михаил Викторович, потом попросил слово Сергей Анатольевич Гриб, руководитель петербургского соловьевского общества. Мы договорились с Сергеем Анатольевичем, что не более десяти минут, информация. В конце концов, если в Иваново есть соловьевское общество, то почему не быть такому у нас. Потом мы задаем вопросы, потом мы обмениваемся мнениями, а потом мы идем пить чай.
М.В. Максимов: Это фильм «Образ В.С. Соловьева в русском изобразительном искусстве»
Из зала: Очень интересно!
А.А. Ермичёв: Прекрасно!
М.В. Максимов: Фильм демонстрировался по Ивановскому телевидению.
А.А. Ермичёв: Доклад уже начался, прошу Вас! Либо за кафедрой, либо за столом, как Вам будет удобней.
М.В. Максимов: Спасибо, Александр Александрович! Я может быть, даже сяду. По сложившейся традиции на наших конференциях (их прошло уже 35) мы работаем, сидя за большим круглым столом. Прежде всего, безусловно, огромное спасибо Александру Александровичу, с которым я дружу всю свою сознательную жизнь и высоко ценю ту деятельность, которую Александр Александрович возглавляет и ведет этот замечательный петербургский семинар, ставший известным не только всему российскому научному философскому сообществу, но и в странах дальнего зарубежья. Мне это хорошо известно, потому что бываю на европейских конференциях за рубежом. Издания РХГА и тот семинар, который существует в РХГА – это, безусловно, может быть, для нас некий эйдос, к которому нам нужно стремиться.
Хотя, конечно, соединение города Иванова и Соловьев, первый взгляд, очень странное. Пролетарский город, город в котором до настоящего времени на фронтоне одного из правительственных зданий мы можем прочесть слова Ленина о том, что пролетариат московский, питерский и иваново-вознесенский доказали на деле, что никакой ценой не уступят завоеваний революции. Эти слова не стерты до сего дня. Город с серьезными пролетарскими традициями, повлиявшими на политику, культуру, научные направления. В Иванове никто не писал о Владимире Соловьеве. И когда я оказался в Иванове в 1992 году с соловьевской проблематикой, отношение к этому было весьма скептическое. Более того, некоторые коллеги из классического университета, говорили: «Ах, вы этим мракобесом хотите заниматься». Т.е., вот такая была ситуация, она была не очень приветливой для Соловьевского семинара. Но мы решили, тем не менее, начать работу семинара, и я скажу, что первоначально это был некий философский кружок. Немногочисленный, десять-одиннадцать человек – членов моей кафедры, кафедры философии Энергоуниверситета и несколько ивановских филологов, кто тяготел душой и умом к Владимиру Соловьеву, к его наследию. Но постепенно уже на второй год нашей работы я понял, что масштабы будут разрастаться. Мы ощутили очень серьезную поддержку, прежде всего, философского факультета МГУ и замечательного человека, которого вы хорошо знаете, Алексея Павловича Козырева, мы ощутили поддержку тоже замечательного человека, но рано ушедшего, все-таки рано ушедшего из жизни, Александра Ивановича Абрамова, это очень глубокого знатока русской философии. К нам стали приезжать очень и очень многие, те, кто занимался творчеством Соловьева. И сегодня я скажу, что семинар, работающий в режиме конференции, а мы проводим три конференции в год с численностью участников от 50 до 80 человек, – это просто колоссальный механизм, которым надо каким-то образом управлять, планировать его работу и так далее. И выйти из этого уже невозможно. Преподаватели 57 университетов России и 18 университетов зарубежных стран регулярно принимают участие в наших конференциях. В этом году также прошли уже две, и в сентябре состоится третья конференция, с информационным письмом о которой вы можете познакомиться (см. Приложение).
Я хочу сказать, что, без помощи буквально всей России, без участия самых крупных специалистов – тех, кто написал монографии, защитил диссертации по соловьевской тематике, – Соловьевский семинар был бы невозможен. Они приезжают в Иваново и оказываются в очень комфортной атмосфере. На семинаре создалась удивительная творческая атмосфера. И конечно это вызывает желание работать и дальше. Но я скажу еще об одном факторе, который, безусловно, во многом определил возможность существования такого научного центра в Иванове – провинциальном городе, но все-таки по существу российского центра, – это поддержка РГНФ. На протяжении десяти лет мы выигрывали гранты, конечно, они невелики – в среднем по 150 тысяч рублей. Это настолько мало, что уложить все наши проблемы, связанные с проведением трех конференций и изданием двух сборников, а с 2008 – четырех сборников статей, в эти 150 тысяч никогда не представлялось возможным, и мы искали и находили дополнительные источники. Но, тем не менее, это было очень важно. Без поддержки РГНФ Соловьевский семинар не состоялся бы. Спасибо тем, кто нас поддерживал целое десятилетие. С 2001 г. мы начали издавать журнал «Соловьевские исследования». Вышел первый номер за нынешний год, это 25-й выпуск. Осенью нынешнего года журналу исполняется десять лет. Мы с Ларисой Михайловной привезли Вам в подарок этот выпуск, и после моего выступления каждый из вас сможет получить этот 25-й томик. С 2010 г. журнал в подписке «Роспечати», это очень важно, мы выполняем все требования, предъявляемые ВАК к рецензируемым журналам. Присутствующий здесь Игорь Иванович Евлампиев, член оргкомитета семинара и член редколлегии «Соловьевских исследований», знает, как я настойчиво заставляю членов редколлегии работать с авторами, писать отзывы. Таковы предварительные замечания о Соловьевском семинаре. Мы его назвали вот так по-рабочему – Соловьевский семинар. Но в 2005 году он получил статус Российского научно-образовательного центра исследований наследия В.С. Соловьева.
Коль скоро я говорю об изданиях, то конечно хотел бы обратить ваше внимание на несколько книг, по крайней мере, на две книги – 15-й и 20-й выпуски «Соловьевских исследований». 15 выпуск – это соловьевская библиография постсоветского периода. Мы с Ларисой Михайловной Максимовой делали эту библиографию, здесь более двух тысяч наименований. Конечно, библиографический список никогда не может быть исчерпывающим. Тем не менее, это хорошее подспорье для тех, кто начинает работать в соловьевском пространстве. Здесь собрана русскоязычная литература, изданная с 1990 года до 2006 года, т.е., за 17 лет. Сейчас мы готовим книжный вариант издания этой библиографии, в который войдут еще и 2007, и 2008, и 2009 годы. Если издание задержится, то войдет и 2010 год. Надеюсь все-таки, что в этом году мы издадим эту книгу. И еще один томик, 20-й. Он такой толстенький, здесь более сотни фотографий участников Соловьевского семинара, в том числе и петербуржцев. Мы издавали этот томик в 2008 г. к десятилетнему юбилею Соловьевского семинара. Предложение, которое получили авторы, состояло в том, чтобы предметом статьи был не тот или иной аспект творчества Соловьева, а личные, экзистенциальные мотивы работы в «соловьевском пространстве». Для нас был важен этот экзистенциальный срез, интенции. Важно было понять, почему сегодняшний российский человек обращается к наследию Соловьева. И вот в каком-то смысле этот 20-й выпуск является памятником 1990-х – начала 2000-х годов. В опубликованных статьях и интервью даны искренние ответы на редакционное задание. Книжка эта очень интересная. Может, когда-то – через десятилетия – она будет читаться даже с бóльшим интересом, чем сейчас. В ней можно будет найти ответ на многие вопросы. В том числе – на главный: почему наследие Соловьева оказалось востребованным, несмотря на то, что это всего лишь «царь-пушка», как сказал Сергей Сергеевич Хоружий в 2000 году в Институте философии на юбилейной соловьевской конференции. А Царь-пушка, как известно, никогда не выстрелила. А вот, смотрите, выстрелила уже двадцатью пятью томами! Вспоминаю замечательную статью в «Новом времени» В.В. Розанова. В ней Василий Васильевич попытался соотнести семью Соловьевых, каждого из членов семьи Соловьевых, с породами деревьев. И вот он пишет о том, что Сергей Михайлович, глава семейства – величественный, крепкий дуб, и до сего дня тень от него имеется, а если сделать из этого дуба какую-то поделку – так на века. А вот Владимир, как он не похож и как он далеко ушел от отца – пальма, не более, всего-навсего пальма. И дерево-то не наше и сделать-то из нее ничего невозможно, бесполезная штука. Вот так написал Василий Васильевич Розанов. Это было в начале века XX-го, а в начале XXI-го Сергей Сергеевич Хоружий говорит, что Соловьев – это «царь-пушка» русской философии, которая не выстрелила и возникает вполне правомерный вопрос: делом ли мы занимаемся? Да, встает такой вопрос – делом ли мы занимаемся? (смеется) Вот теперь я хотел бы остановиться на краткой характеристике состояния «соловьевского хозяйства», которое есть в России к настоящему времени.
В советские годы Соловьев не был фигурой особого внимания. Читали, издавали, и мы знаем, преимущественно какого характера эти издания. Были и глубокие авторы, вспомним великолепные работы В.Ф. Асмуса, замечательные работы З.Г. Минц. В целом, за 72 года в СССР были опубликованы 162 работы, посвященные творчеству Соловьева. Всего 162.
А.А. Ермичёв: Статьи?
М.В. Максимов: Это в основном статьи – 112 статей. Но были и кандидатские диссертации – 14, если я не ошибаюсь, 4 рецензии, 2 монографии, 19 публикаций сочинений Соловьева. Французский исследователь Жан Рюпп в работе «Message ecclésial de Solowiew (Présage et illustration de Vatican II»). (P. – Br., 1975) пишет, что было опубликовано 50 статьей, посвященных творчеству Соловьева. Но необходимо внести коррективы: все-таки 162 публикации. Для отечественного соловьевоведения рубежным, переломным был 1990 год – год выход в свет книги Алексея Федоровича Лосева «Владимир Соловьев и его время». Книга, конечно, была написана значительно раньше, но сам выход – это был рубеж, определенный рубеж в подходе к изучению Соловьева. И после 1990-го года мы не находим идеологизированных статей, какие были в советские годы. Отношение к творчеству Соловьева начинает меняться уже в конце 1980 годов, с выходом двух двухтомников – в издательствах «Правда» и «Мысль». Мы благодарны тем, кто подготовил эти два замечательных издания, – Николаю Всеволодовичу Котрелеву, Евгению Борисовичу Рашковскому – активным участникам Соловьевского семинара, Алексею Федоровичу Лосеву, Арсению Владимировичу Гулыге. И мы помним, что было специальное решение ЦК КПСС по изданию приложения к журналу «Вопросы философии». Это было очень важно, потому что до этого момента практически ничего из наследия русской идеалистической мысли не издавалось. Существовали мало кому доступные два – восьмитомное и десятитомное – издания сочинений Соловьева начала ХХ века и брюссельское издание. Кстати тоже очень важный вопрос – вопрос о соловьевской библиотеке. К началу работы Соловьевского семинара в Иванове не оказалось ни одной книжки Соловьева, хотя в каталоге областной научной библиотеки 10-томник Соловьева был указан, но на мои запросы каждый раз приходили отказы. Как позднее я выяснил, «коробки с Соловьевым утеряны». Сегодня, благодаря деятельности Соловьевского семинара, в Иванове три комплекта брюссельского издания сочинений Соловьева.
На диаграммах, которые я хочу представить вам, зафиксированы данные, характеризующие современное российское соловьевоведение. С 1990 года по 2008 год – это более 2 414 публикаций. Безусловно, это значительные результаты по сравнению с тем, что было в прежнее время. Ясно, что к Соловьеву обращаются и обращаются с серьезными профессиональными интересами. За указанный период опубликованы 40 монографий, 1,5 тысячи статей, значительное количество тезисов, защищены 10 докторских и 66 кандидатских диссертаций, изданы большое количество тезисов, 33 тематических сборника статей, 18 библиографичских публикаций, 187 публикаций сочинений и рукописей Соловьева. Так что сегодня мы можем сказать: российское соловьевоведение вышло тот рубеж, с которого начинается новое серьезное изучение Соловьева. Известный историк философии Эрнст Радлов он в начале XX в. говорил, что главная задача, которая стоит перед теми, кто изучает Соловьева – это монографические исследования его наследия. По существу мы оказались в 1990-е годы именно в такой ситуации, какая была в начале ХХ в.
Но вместе с тем, я хотел отметить вот какой момент. Вышедшие издания, прежде всего – 40 монографий, – это конечно не так плохо. Но остаются непревзойденными ставшие классическими исследования Евгения Трубецкого, Василия Величко, Эрнста Радлова, Константина Мочульского. Очень важна книга Дмитрия Стремоухова, но она на французском языке, впервые была издана в Страсбурге в 1935 г. в качестве докторской диссертации. Она пока еще не переведена на русский, но мы работаем сейчас над этим переводом, и в последующих номерах «Соловьевских исследований» мы будем публиковать разделами эти переводы.
Конечно, если посмотреть периодику и XIX, и XX веков, мы увидим, что выход книг посвященных Соловьеву, всегда вызывал мощнейшие дискуссии. Откликались крупнейшие специалисты. На ту же книгу Трубецкого написаны очень интересные рецензии, на книгу Мочульского. Бердяев великолепно писал, очень тонко подмечая различные нюансы исследовательских подходов, которые авторы реализовали. Т.е., каждый выход в свет новой книги вызывал богатую дискуссию, содержательную дискуссию, которая характеризовала зрелость соловьевского сообщества. И не только соловьевского, а в целом российского философского сообщества. Мне кажется, вот эта культура оказалась утраченной. Посудите сами: за последние двадцать лет отрецензированы лишь 0,7% изданий, посвященных творчеству Соловьева. Это очень мало, это меньше процента. И это говорит о том, безусловно, что конечно есть соловьевское профессиональное сообщество, но оно в самом начале своего пути. Эту культуру обсуждения, рецензирования, дискуссии, публичной дискуссии, конечно, надо развивать. Этому содействует Соловьевский семинар. Вот только что, буквально неделю назад Игорь Иванович Евлампиев приезжал на очередное заседание нашего семинара, посвященное «Трем разговорам» Владимира Соловьева. Была объявлена тема «”Три разговора” как философское завещание Владимира Соловьева». Думал, что мы обойдемся, может быть, двумя-тремя докладами и дискуссией. А получилось, что желающих оказалось значительно больше. Притом желающих, кому и отказать невозможно, приехали Н. Котрелев, Б. Межуев, А. Козырев, И. Евлампиев, А. Гачева, Марк Смирнов. Дискуссия оказалась настолько важной, что мы решили продолжить ее на одном из пленарных заседаний сентябрьской конференции.
Вот готовы мои диаграммы, и я хотел бы продемонстрировать вам результаты исследования современного состояния российского соловьевоведения. Вот здесь мы видим соотношения монографий, диссертаций, статей. Вполне естественно, статьи занимают бóльшую долю – 85% всех публикаций, и, на мой взгляд, это показатель стабильного интереса к наследию Соловьева, именно статьи, не тезисы, а статьи. Но вместе с тем монографий, конечно, очень мало, это 5%
Соловьёвские исследования в постсоветской России. Структура публикаций
Вот то, о чем я рассказывал, это соотношение разного рода публикаций. Вот рецензии – 0,75% от всего объема публикаций.
Динамика защит диссертаций по творчеству Вл.С. Соловьева с 1990 по 2008 гг.
Вот интересная динамика защит докторских и кандидатских диссертаций. Мы видим, что, в общем-то, докторских диссертаций очень мало. Кандидатских больше. Активность возрастает пока лишь в юбилейные годы.
Динамика публикаций исследования наследия Вл.С. Соловьева за период с 1990 по 2008 гг.
Вот эта диаграмма очень интересна тем, что она показывает динамику исследований наследия Соловьева за последние два десятилетия. Обратите внимание на характер кривой, показывающей динамику публикаций статей до 2000 года. В среднем – 50 публикаций в год. Ситуация коренным образом меняется в 1999 – 2000 гг.: наблюдается резкое изменение количественных показателей. Посмотрите, подъем от 50 публикаций в год до 150 и выше. Происходит переход на этот уровень соловьевских исследований в России. Это, безусловно, связано с началом издания «Соловьевских исследований» и с концентрацией тех усилий, которые происходят в связи с работой Соловьевского семинара. И я хочу отметить уже на этой последней диаграмме то, что доля исследований, публикуемых в «Соловьевских исследований», в нашем журнале, составляет 36,5 процента, т.е. это более трети всех публикаций в России.
Конечно же, это налагает колоссальнейшую ответственность. И это показатель активности Соловьевского центра. Я хочу сказать, что это не только ивановские люди, это результаты деятельности всех, кто участвует в работе Соловьевского семинара.
Из того интересного, очень-очень интересного, что мы проводим, я упомяну лишь некоторые моменты. Вот у Минц есть указания на то, что стихи Владимира Соловьева привлекали внимание ряда композиторов, и некоторые из них положены на музыку. Однажды мне пришла мысль найти ноты и исполнить то, что не исполнялось десятилетиями. В четырехтомной «Антологии русского романса» я нашел только одно сочинение – романс Аренского, «Весной», записанный в 1950-е годы. И когда я начал искать ноты, пришлось перелистать огромное количество изданий. В одном из них, а это издание произведений Аренского, я нашел стихи Соловьева, но издатель по какой-то причине написал: «слова неизвестного автора». Т.е. это стихотворение Соловьева, но либо редактор не отважился указать автора – Соловьева, либо он этого не знал.
Из зала: Народные.
М.В. Максимов: Да, получается, что так. И вот к сегодняшнему дню мне удалось найти даже не 22 произведения, на которые указывает З. Минц, и саму нотографию, а 27, т.е., я нашел неожиданно совершено в нотографических отделах Публичной библиотеки в Санкт-Петербурге еще пять произведений, когда приезжал в сентябре прошлого года в гости к Александру Александровичу, и я неделю просидел в нотографическом отделе Национальной библиотеки. Но там есть не все. В Москве, в РГБ я набрел на то, что вообще никто не упоминал нигде в литературе. Еще три года назад мы начали репетировать, и вот в 2008 г. публике в Иванове мы представили, в том числе участникам конференции, исполнение романсов Соловьева. Это очень интересно. Я спрашивал у исполнителей, профессионалов, как они оценивают эти произведения? И мне они говорят, что ничего подобного, нигде, никогда не встречали и не исполняли. Эта глубина, эта изумительная глубина и красота Соловьевских стихотворений, очевидно, привлекала и композиторов. Мы работаем над записью диска. К сентябрьской конференции надеемся завершить эту работу. Участники конференции будут иметь возможность и послушать исполнение романсов и баллад Соловьева, и получить этот диск.
И еще одно очень важное культурное мероприятие, культурный проект, который мы реализовали – это студенческий спектакль. Я передам обязательно диск с записью этого спектакля студентам РХГА. Мы вдвоем с доцентом моей кафедры Юрием Дмитриевичем Кузиным писали сценарий. Спектакль называется «Неподвижно лишь солнце любви». Это спектакль, посвященный любимым женщинам Соловьева – Екатерине Романовой, Елизавете Поливановой, Софье Хитрово и Софье Мартыновой. Сценарий написан по воспоминаниям современников, переписке, стихотворениям Соловьева. Нам нужно было 12 исполнителей, 12 студентов-актеров, юношей и девушек. На наш призыв откликнулись более 30 человек, вы представляете! В техническом университете, где занимаются электричеством, машинами и так далее. Пришли 30 человек, мы отобрали 12. Год репетиций. Затем премьера. Спектакль записан на диск. Я непременно передам его в РХГА.
И, наконец, еще один студенческий проект, родившийся благодаря тому, что в нашем университете готовят специалистов по связям с общественностью. «Пиаровцев», как известно, учат многому, в том числе операторскому мастерству, умению писать сценарии, брать интервью и т.д. Среди них есть очень талантливые ребята, откликнувшиеся на наше предложение вести видеолетопись Соловьевского семинара, готовить новостные сюжеты для телевидения, снимать фильмы о выдающихся философах. Один из таких фильмов мы привезли. Это фильм «Образ Владимира Соловьева в русском изобразительном искусстве». Но есть еще фильмы, посвященные Марии Густавовне Шпет, которая к нам регулярно приезжала вместе с Татьяной Геннадьевной Щедриной, когда выходили первые тома сочинений Густава Шпета. Кроме этого, у нас есть фильмы, посвященные Евгению Борисовичу Рашковскому, Неле Васильевне Мотрошиловой. Более десяти фильмов отснято студентами о наших активных участниках семинара. Вот это как бы мое предварение того фильма, который мы сейчас посмотрим. Может, я что-то, Лариса Михайловна, пропустил, добавить? Или достаточно? И время, наверное, я исчерпал? Вопросы и фильм.
А.А. Ермичёв: Спасибо большое, Михаил Викторович! Сергей Анатольевич, теперь, может, Вы расскажете о Вашем обществе немножко. Я прошу выступить Сергея Анатольевича Гриба, председателя нашего Петербургского общества Владимира Соловьева. После этого вопросы.
С.А.Гриб: Наше общество было официально зарегистрировано в 1993 году, а возникло гораздо раньше, еще в 80-е годы XX в. Общество состоит из людей разных специальностей, в большинстве — физики, художники, поэты, приходят и философы. Я — астрофизк. Почётными членами общества являются известный французский богослов о.Франсуа Брюн (Париж, Франция) и доктор политологии Андрей Красильщиков (Токио, Япония), долгие годы являвшийся секретарём общества.
Главная идея наша, что всеединое, которое провозглашал Соловьёв, оправдано научным взглядом на Вселенную. Мы сейчас говорим о том, что Вселенная больше состоит не из нас, не из звезд, не из планет, а из так называемой «темной», лучше сказать - скрытой энергии, которая заполняет всё, и мы в ней живем. Что это такое, до сих пор никто не знает, но эффект есть – гравитация и расширение пространства-времени Вселенной. Всеединство, по сути дела, связывает всё. И наука сейчас об этом говорит. В этом парадокс. И вот духовность – это тоже всеединое. Духовность, которая заключается в искусстве, в литературе, в философии, в науке. Т.е. в истине, в правде, в добродетелях, в красоте. Об этом как раз говорил Соловьёв, об этом всеединстве, об этой цельности. Вот ее мы и пытаемся искать.
Общество организовало три между конференции, две в Духовной Академии, одна была и в Духовной Академии и в университете, на которой присутствовал Евгений Борисович Рашковский, которого здесь упоминали. Ну, и последняя - в 1997 году, в Пулковской обсерватории - завершилась неожиданно из-за криминального нападения мафиозной группы неясного происхождения, которая, видимо, пыталась нас устрашить.
Контакты у нас разные. О некоторых упомяну особо. В Духовной Академии когда-то нас поддержал пришедший на нашу конференцию архиепископ Михаил Мудьюгин, профессор, бывший ректор Духовной Академии, интересный и интеллигентный человек. Я боялся, что он будет резко нас критиковать, а он вдруг заявил: «Соловьёв замечательный человек, великий святой, поддерживаю вас. А вот Флоренский – еретик и выдумщик». Кроме того, у нас бывали разные люди. Микелина Теначи – итальянская монахиня из Чентро Алетти в Риме, она занимается и Соловьёвым тоже. В Лондоне на конференции по русской философии я общался с Джонатаном Саттоном, который связывает Соловьёва с индуизмом, это его основная идея, с ней я не согласен.
Когда-то были контакты у меня с вдовой о.Павла Флоренского, Анной Михайловной в Сергиеве Посаде. Затем мне посчастливилось встретиться с сыном философа Семёна Франка в Мюнхене, который произвел на меня очень сильное впечатление, он скончался лет пять тому назад, с ним мы много общались. И все они вносили какие-то интенции, как правильно выразился Михаил Викторович, говоря: «интенция имеет значение». И наша основная интенция, я бы сказал, процитировав Соловьёва: «оправдать веру отцов, возведя её на новую ступень разумного сознания». Иными словами: рацио должно оправдать веру. Но веру свободную, веру, которая приобретена свободно, искренне и творчески.
Если говорить о моей интенции, то хочу сказать, что я впервые узнал о Владимире Соловьёве в возрасте 13-14 лет. О нём мне упомянул один ученый, математик, священник Павел Черемухин, который приезжал в Петербург из Ташкента. И когда он узнал, что я увлекаюсь философией и Толстым, сказал: «Ну, это ж не философ, это великий писатель и никудышный мыслитель, Соловьёва читайте» Я стал всех спрашивать: своего отца, профессора математики, его друзей - никто не слышал о Владимире Соловьёве. Но почти все предположили, что скорее всего это Соловьёв Леонид, который написал книгу про Ходжу Насреддина. Вскоре я все-таки нашёл книгу стихов Соловьёва в Лавке писателей на Невском. Стихи меня сразу поразили:
Милый друг, иль ты не видишь, Что всё видимое нами - Только отблеск, только тени От незримого очами?
Стихи понравились невероятно. Потом из денег, которые мне давали на завтраки, купил я книгу «Чтения о Богочеловечестве» и в восторге прочитал ее, хотя не все понял. Но парадокс, почему интенция оправдана, как раз где-то в 14-15 лет у меня был спор с профессором марксистко-ленинской философии из ЛИСИ Михаилом Малышевым. Этот профессор вначале сказал: «Неужели ты верующий? Это же глупость! Давай поспорим...». Мы спорили часов пять-шесть. Под конец он уже решил, что я чуть ли не Розанов, или уж по крайней мере близок к Соловьёву. А я забыл, что он профессор философии и решил, что он мой ровесник. Кончилось тем, что он сдался. А оперировал я аргументами Соловьёва: самое очевидное для нас – абсолютное, т.е. Бог. Все остальное распадается. Если мы все нули, а не бесконечно малые величины, интеграл не из чего брать, мы в сумме получаем тоже нуль. При этом, если один человек нуль, всё человечество - тоже нуль, значит, никакого коммунизма не будет, никакого великого будущего, всё – ноль, смерть. Это взял я от Соловьёва, и он не смог это оспорить.
Интенция заложена непосредственно в основе деятельности нашего общества. Т.е. мы ищем всеединства как духовности во всем. Конечно, у Соловьёв имеются утопии, безусловно, не нужно его абсолютизировать, я против софиологии, считаю, что это утрированное непонимание творческого процесса и свободы, но это на мой взгляд; мне ближе Бердяев, здесь свои объективации. Тем не менее, Соловьёв дает некий толчок, этот толчок им был дан всей русской мысли – вот это следует подчеркнуть. Толчок, в котором участвовал и Флоренский, хотел он этого или нет, Бердяев, Булгаков, Франк, Александр Мейер. Мало кто знает Мейера и Якова Друскина, необычного мыслителя, учившегося в Петроградском университете у Н.О. Лосского. С Друскиным я много общался. Его самая интересная мысль, что главная основа религиозной философии – это одностороннее синтетическое тождество, например: «Бог есть всё, но всё не есть Бог». Т.е. АхВ≠ВхА, здесь коммутативность неверна, вот это важно понять. И это оправдывает панентеизм. Панентеизм - это не пантеизм, если бы равенство было верно в обе стороны – был бы пантеизм, но это не так. Что Бог есть всё – это говорится в Писании, это даже не Соловьёв придумал, это до него уже было сказано. Как раз Друскин, в некотором смысле, поправил Соловьёва. Конечно, самое главное, что Соловьёв помог увидеть мир в сиянии обóженности. Вот этот термин православного богословия, который применим в религиозной философии и который не употреблялся Соловьёвым, тем не менее, применим и к нему: он в сиянии видит Вселенную… Вот это он и называет софийностью. Я бы выкинул слово «софийность» и написал бы обóжение, но его интенция мне близка.
Напоследок скажу, что мы встречались раньше в Духовной Академии, в университете, в церкви Святой Екатерины на 1-й линии, а сейчас встречаемся на Думской улице, здесь, недалеко от вас. Здесь присутствует наш секретарь – кому захочется иметь контакт с нами, обращайтесь к Юрию Целищеву.
Вот, вкратце о нашем обществе и о том, как мы пытаемся рацио преобразовать в теосис. Спасибо за внимание!
(Аплодисменты)
А.А. Ермичёв: Спасибо Сергей Анатольевич, спасибо большое!
Фильм о портретах В.С. Соловьева кисти Н.А. Ярошенко и И.Н. Крамского
ВОПРОСЫ
А.А. Ермичёв: А теперь – вопросы Михаилу Викторовичу и Сергею Анатольевичу. Позвольте, я начну с вопросов и у меня вопрос такого рода. Все-таки в теоретическом отношении, как на сегодня в литературе оценивается место Соловьева в истории русской философии? Вам вопрос, Михаил Викторович. Как в сегодняшней литературе оценивается место Соловьева в истории нашей мысли?
М.В. Максимов: Спасибо за вопрос, Александр Александрович! Я думаю, что преобладает позиция следующая: Соловьев – ключевая фигура русской мысли. Соловьев, сумевший сконцентрировать, собрать в своем творчестве, соединить и переосмыслить наследие русской мысли и не только русской, естественно, и дать достаточно мощный толчок различным направлениям философской мысли, как отечественной, так и зарубежной. Т.е., вот это фигура, без понимания которой, без понимания творчества Соловьева трудно понять историко-философский процесс каким он был. Т.е., это ключевая фигура… В существующих исследованиях преобладает такой акцент.
А.А. Ермичёв: Тогда у меня дополнительный вопрос с Вашего позволения. Т.е. Вы тоже полагает правильным свести русский мыслительный процесс только к русскому религиозному философствованию?
М.В. Максимов: Нет, конечно, нет. Я говорю, что, безусловно, философский процесс в России гораздо богаче, и он представлен не только религиозно-философским направлением. И ясно, что существовавшие традиции они и подготавливали Соловьева, но они подготавливали и других. Ясно, что Плеханов вырос не из тех традиций, из которых вырос Соловьев.
Р.Н. Дёмин: Есть ли иностранные подписчики «Соловьевских исследований»? И если есть, то каков их процент?
М.В. Максимов: На сегодняшний день подписчиков около двух десятков и это только россияне. Но я высылаю «Соловьевские исследования» в разные страны, где есть центры славистики, специалисты. Полный комплект есть в Германии, в трех местах. Полный комплект есть в Италии, в монастыре Бозе. Полные комплекты есть в Австрии, в Польше, в Болгарии. Во Франции может и не полный, но я отсылаю туда много книг. Подписки за рубежом пока нет.
Л.М. Максимова: У нас только еще объявлена подписка, с 2010 г.
М.В. Максимов: Впервые журнал в это году в подписке. А так мы рассылаем его и развозим. Вот был на трех конференциях в прошлом году в Милане, в Дюссельдорфе и Софии, и мой багаж состоял из двадцати килограммов сборников (смеется).
А.А. Ермичёв: Пожалуйста, еще какие будут вопросы?
С.А. Гриб: Александр Александрович, можно маленький вопрос.
А.А. Ермичёв: Да, пожалуйста!
С.А. Гриб: Скажите, пожалуйста, знаком ли Вам центр, который рассылал мне лично массу писем, а потом исчез, Клинтон Гарнер из США?
М.В. Максимов: Да, конечно.
С.А. Гриб: Связаны Вы с ним?
М.В. Максимов: Я с ним пытался наладить какую-то переписку, но она оборвалась в 2001 году.
С.А. Гриб: А, как и у меня тоже.
М.В. Максимов: Я с ним познакомился на юбилейной конференции в Москве в 2000 году, а потом все как-то исчезло.
С.А. Гриб: Я не знаю, жив ли он.
М.В. Максимов: Ничего не могу сказать.
С.А. Гриб: Это военный человек, американец, который освобождал «лагерь смерти» во время войны, а потом увлекся русской религиозной философией. Необычный человек.
М.В. Максимов: Но иностранные участники Соловьевского семинара, и читателей «Соловьевских исследований» достаточно много. Приезжали из Японии, Китая, доцент кафедры зарубежной философии Пекинского университета, Болгарии, Польши, Сербии, Германии, Италии, Швейцарии, Франции. В европейских центрах русистики знают о нашей деятельности, и их представители участвуют в работе семинара и публикуются в нашем журнале.
А.А. Ермичёв: Так, пожалуйста!
Р.Н. Дёмин: Из Вашей публикации посвященной Бозе, Бохуму я понял, что Вы привозили книги в библиотеку Бозе. Насколько в ней, в этой библиотеке, хорошо представлена русская философия?
М.В. Максимов: Да, она представлена неплохо. Для монастыря, итальянского монастыря Бозе, и по сравнению с другими монастырями русская философская мысль представлена очень хорошо, это крупный центр исследования русской мысли. И настоятель брат, Адальберто прекрасно знает русский язык, очень любит русскую литературу и русскую философию. Это очень хороший центр за рубежом.
С.А. Гриб: А знаком Вам Романо Скальфи?
М.В. Максимов: Да, конечно. Но с Романо Скальфи – только по переписке, личных контактов не было пока еще.
Р.Н. Дёмин: А ваше впечатление, из тех центров, которые Вы посетили, который центр наиболее богат по русской философии?
А.А. Ермичёв: А как в России?
М.В. Максимов: Как в России дело обстоит? В России дело обстоит скромнее, конечно. Вы все знаете, что из объявленных двадцати томов были изданы три. Я в очень близких отношениях с редколлегией этого издания. Ценю их труд. Но деньги на издание закончились и издавать не на что. Хотя как мне говорят, есть, чтобы издать. Нет денег. А вот Николай Всеволодович Котрелев уже готовит к изданию том с «Тремя разговорами». К сожалению, я думаю, что все упирается в финансы, потому что работает, очень активно работает и Николай Всеволодович, и Ирина Борисова. Вспоминаю Александра Носова, рано ушедшего из жизни. Он ведь был мотором всего издания, вот ведь в чем дело. И пока он был жив и вышли эти три томика, и я думаю, если бы все сложилось иначе, и он был бы с нами, то издание бы продвинулось.
А. Заньковский: Сергей Анатольевич, Вы упомянули работу о влиянии индуизма на Соловьева. Ведутся ли какие-то работы о влиянии буддизма? В «Чтениях о Богочеловечестве» же есть отрывок сутры Праджняпарамита. Каковы истоки изучения Соловьева в буддизме и есть какие-то статьи, этому посвященные? Могли бы Вы еще повторить автора…?
С.А. Гриб: Я упомянул Джонатана Саттона, который живет в Лондоне и иногда организует конференции, там я с ним и познакомился много лет назад. А недавно в магазине «Слово» увидел его книгу о Соловьёве на русском языке.
М.В. Максимов: Киевляне издали, Константин Сигов её издавал.
С.А. Гриб: Но он акцент делает именно не на буддизме, а на индуизме, это важно подчеркнуть.
М.В. Максимов: В добавление могу сказать, что литература по теме «Соловьев и буддизм» есть. Сейчас я готовлю к печати в «Соловьевских исследованиях» статью Адама Чемурзиева ««Оправдание буддизма» с точки зрения всеединства и восхождения к всечеловеческой культуре». Статья будет опубликована в 26-м выпуске, он сейчас в печати. 25-й здесь, 26-й сейчас в печати. Так что, вот можно… Там хорошая литература, ссылки приличные и литература будет ясна.
С.А. Гриб: Пользуясь случаем, хочу сказать, что здесь не было упомянуто и в литературе почти никто не говорит о том, что продолжателем дела Соловьёва, помимо Лосева, считал себя Александр Мейер. И у Александра Мейера есть точки соприкосновения с буддизмом. Здесь неподалёку, на площади Восстания, жила его дочь монахиня Лидия, она недавно умерла. Лидия Александровна Дмитриева-Мейер.
М.В. Максимов: «Вопросы философии» публиковали материалы, связанные с Мейером и отношением к Владимиру Соловьеву.
С.А. Гриб: Точно-точно, было, я забыл.
М.В. Максимов: Спасибо за вопрос, спасибо! Относительно доминирования Соловьева. Помните розановские выпады и споры с Владимиром Сергеевичем? Как он считал, сколько томов у него издано и сколько у Соловьева, и говорил «а у меня ведь больше, чем у Соловьева» и вот это удивительно было! Если говорить о доминировании, вот сегодня, чье наследие издано? Это важно, это фундамент исследований. Доминирует Розанов – 30-й том вышел. Николюкин – это герой просто, вот просто герой, сделать такое! Ильин вышел полный. Соловьев – три тома, вы посмотрите. Относительно того, почему Соловьев доминирует в наших изданиях. Ведь это вполне естественно, это не от того, что мы поставили какие-то барьеры другим исследователям, изучающим русскую мысль, ничего подобного, мы не поставили! Но сложилось исторически, семинар – Соловьевский. Соловьев конечно в центре, но если вы посмотрите, вот тут есть листочки – информация о деятельности Соловьевского семинара, можно взять, вы увидите, там приведены названия тех конференций, которые мы провели. Эти конференции настолько широки по предполагаемому охвату мыслителей и противников Соловьева и последователей Соловьева. А сейчас мы вовсе объявили на сайте семинара, что мы принимаем в печать статьи по всей гуманитарной проблематике, практически любой. Другое дело, что я как редактор, мои коллеги, члены редколлегии, если мы чувствуем, что есть смысл сослаться на Соловьева и это только улучшит качество статьи, сделать ее глубже, основательнее, мы непременно будем рекомендовать это сделать. Это работает на качество публикаций и профессионализм тех, кто пишет по Соловьеву и другим авторам, вот в чем дело. А так, конечно, что мы задумали в ближайший, предстоящий год – 2011? Мы предполагаем конференцию, это пока рабочее название «Соловьев и поэты Серебряного века». В рамках нашего семинара плодотворно работает очень сильная группа филологов и не только ивановских, но и московских. И плюс к этому, вы хорошо знаете, Константин Бальмонт, который десятилетие царил в русской поэзии, это уроженец Шуйского уезда, Шуя – это мой родной город. Есть музей Константина Бальмонта, есть хорошие специалисты, и в Иванове, и в Шуе, и они давно хотят с нами сотрудничать. Т.е., мы расширяем и расширяем диапазон. Сам Соловьев – это фигура многогранная, конечно. Но есть и публикации по несоловьевской традиции, не по религиозно-философской традиции. Есть публикации по русскому позитивизму, с которым Соловьев дискутировал. Нет, не надо думать, что мы какие-то апологеты, что мы уже в святые возвели Соловьева. Хотя Флоренский в ранний период вопрос такой поднимал. В поэме «Святой Владимир» ставится вопрос о канонизации Владимира Соловьева. Интересно, я однажды беседовал на эту тему с католическим священником Патриком де Лобье, он – почетный профессор нашего университета, активно работающий в семинаре, читавший нашим студентам курс лекций по социальной этике. Я как-то его спросил об отношении католиков к этой идее. Католики ведь Соловьева жаловали, любили его. Он рассердился страшно. Никогда этого не будет, ни у католиков, ни у православных, насколько я понимаю православных, сказал он.
С.А. Гриб: Михаила Мудьюгина, архиепископа. Он был знаком с Патриком.
М.В. Максимов: Да, потому что такая ситуация – крайняя редкость в России. Те батюшки, с которыми я дружен, дружен с детства в Шуе и Иванове, они, за редким исключением весьма и весьма критичны по отношению к Соловьеву.
С.А. Гриб: Я Вам добавлю, что недалеко отсюда служит священник на Конюшенной площади, который обратился в христианство через Соловьева, он мне сам сказал.
М.В. Максимов: Конечно, это есть. Мы в Иванове не в такой среде, она совсем другая, она очень жесткая. Единственный, кто принимает участие в наших конференциях – это отец Макарий. Иногда отец Варфоломей, выпускник Санкт-Петербургской Духовной Академии. Я с ним дружен с молодых лет, он тоже к нам иногда приходит. Вот два человека, кто у нас участвует. А так, вот видите, католики, ездят.
С.А. Гриб: Патрик де Лобье ушел от нас, когда узнал, что мы не хотим переходить в католичество. Он сказал всё, я с вами «жамэ», больше никогда с вами, и перестал нам помогать в тот же миг.
М.В. Максимов: И теперь второй вопрос о практическом преломлении деятельности семинара. Да, я заключу по первому вопросу. Если внешне создается впечатление какого-то особого внимания к Соловьеву, я хочу сказать только одно – это исключительно благодаря вот такой вот «хозяйственности», организованности руководителей соловьевского семинара. Одиннадцать лет – каждый год три конференций, каждый год сборники. Если бы такое было в связи с каким-то другим русским философом, а достойных – много! И нашелся бы энтузиаст, потому что всё в человека, в личность упирается, я думаю, что была бы аналогичная ситуация. Разве нет, кроме Соловьева заслуживающих специальных семинаров, монографических журналов? Конечно, есть! Нет людей, готовых взвалить на плечи такую работу. Нет достойной поддержки от властных структур, реакции на важные начинания.
И что касается практических преломлений. Вот это уже тоже вторая сторона и очень важная. Ни в коем случае мы не можем быть только академическими исследователями, если мы работаем в учебном заведении. Такой благодатнейший материал – наследие Соловьева и рядом с ним существующих мыслителей для студентов. Он позволяет активно и успешно формировать культурную среду. Кроме этого, благодаря работе семинара мне удалось убедить руководство университета разрешить чтение спецкурса по истории русской философии. В техническом вузе это очень непросто сделать. Ну, может быть в хорошем вузе и можно, но сложно. Мне дали спецкурс, я читаю на гуманитарном факультете спецкурс по истории русской философии. Удается и более сложные вопросы решать. Важен авторитет кафедры. Пять лет назад нам позволили читать логику экономическом факультете. Это практические результаты, они хорошие. Но, к сожалению, СТЕМ популярнее театра поэзии, СТЕМ – это студенческий театр миниатюр, там жанр легче. А здесь надо погрузиться в серьезную поэзию. Студентам это сложно. Приходится много работать, объяснять Соловьева. Но есть результат. Молодые люди становятся другими. Однажды после спектакля ребята признавались, как важно это для них, для молодых людей, соприкоснуться с Соловьевым. Мы ценим вот эту сторону и придаем этому огромное значение и силы вкладываем.
Вопрос: А вот хотелось бы услышать мнение докладчика чуть подробно о теоретической актуальности философии Соловьева сегодня.
М.В. Максимов: Да, пожалуйста. Теоретическая актуальность наследия Владимира Сергеевича достаточно широкая. Учитывая то, что Соловьев работал и писал в разных областях, мы можем сказать, что важными являются его идеи в осмыслении исторического процесса, если брать социальную философию и историософию, безусловно. Вот тот аспект, который сегодня волей или неволей выступает на первый план – это попытка соединить анализ исторического процесса с нравственной позицией. У Соловьева это сделано блестяще. Это сделано в ряде работ и сегодня это актуально для осмысления живой истории, живой политики сегодняшнего дня. Если мы возьмем метафизику всеединства, Сергей Анатольевич говорил об этом, она сегодня обоснована и в физике, и в других областях, и Соловьев здесь безусловная точка опоры. Поскольку он является глубоким проработчиком этой идеи, восприняв ее от античности и т.д. В ряде других областей Соловьев также очень актуален. Если мы возьмем литературоведение и возьмем историю русской литературы и трактовку литературного процесса в постсоветском литературоведении, мы обнаружим огромное значение наследия Соловьева в понимании литературного процесса, потому что он очень много сил отдавал, он выпестовал буквально русский символизм, важны его критические статьи. Идея синтеза очень важна, идея синтеза знания, которая сегодня одна из актуальнейших, на мой взгляд. Не знаю как, Сергей Анатольевич, Вы эту идею поддерживаете ли – она у Соловьева представлена, но она не осмыслена еще в том масштабе как это следовало бы сделать на сегодняшнем уровне развития науки и философии. Очень важны, на мой взгляд, исследования логики концептуальных построений Владимира Соловьева. И в связи с этим я хочу упомянуть имя Вячеслава Ивановича Моисеева, который занимается логикой всеединства. Да, вот еще очень важен момент – Соловьев и европейская мысль. Важны публикации последних лет Нели Васильевны Мотрошиловой, Станислава Борисовича Роцинского, Игоря Ивановича Евлампиева. Их исследования помогают понять историко-философский процесс начала XX века и место Соловьева в этом процессе. И если нет каких-то прямых заимствований, то мы видим, как мысль Соловьева она даже где-то опережала те идеи, к которым впоследствии приходили западные авторы. Вот исследование наследие Жака Маритена позволяют увидеть эти параллели очень любопытные и интересные и то, что появилось в XX веке как бы предвосхищено Соловьевым. У Маритена, несколько ссылочек есть на Соловьева, он упоминает Соловьева. Философское наследие Соловьева актуально, оно нуждается в том, чтобы было прочитано сегодня.
С.А. Гриб: Я бы добавил, Александр Александрович, два слова можно добавить?
А.А. Ермичёв: Да, конечно.
С.А. Гриб: (М.В. Максимову) Вы упомянули синтез. Очень важно понять, что Соловьёв не построил никакой системы окончательно, и в этом - его и плюс, и минус. Минус — в отсутствии системы, за что его ругают люди, привыкшие к томам совершенным, с точки зрения Гегеля и Канта. Плюс же в том, что он дает толчок мысли, у него главное, что называет Лосев «живой идеей», вот его синтез, Богочеловеческий процесс – его живая идея. Я бы дополнил его синтез науки тем, что называется «coincidentia oppositorum», «соединение противоположностей», т.е. дополнил бы прямо идеями человека, который в этом не ссылался на Соловьёва, но его любил - идеями о. Павла Флоренского. Он говорил об антиномизме, и мы сейчас в квантовой механике и в космологии применяем антиномизм, Он свойственен больше для православия, менее - для католичества.
М.В. Максимов: Да, и еще один штрих, Александр Александрович. Я хочу сказать, что ест материалы настолько актуальные, они просятся в сегодняшний день, но еще никто не дошел. Вот, предположим, дискуссии, споры Говрухи-Отрока и Соловьева по церковным вопросам. Церковь и государство, церковь и нация и т.д. – это колоссальные пласты полемики журнальной, которая не опубликована и не исследуется, а без этого трудно нам понимать те духовные процессы, которые происходили и происходят в России.
А.А. Ермичёв: Спасибо! Михаил Витальевич, пожалуйста!
М.В. Быстров: Вопрос такого психологического свойства, о личности Соловьева, о смехе Соловьева, одним словом. Мы знаем, что в капитальном труде Лосева, там он пишет, что Соловьев выделял человека из царства живого по признаку юмора и смеха. Мы, действительно, не знаем курицы смеющейся или коровы. И Лосев приводит даже такие факты, что якобы современники ходили на Соловьева, там какое-то представление или общество, ради его присутствия, чтобы послушать его заразительный, необычный смех.
М.В. Максимов: Иногда жуткий даже смех, да.
М.В. Быстров: Жуткий даже смех, да, ну, гомерический почти хохот, жуткий, да. Будьте добры, может есть какие-то корреляции или связи его направленности мысли, интеллекта его с этой стороной. Нельзя ли тут говорить, что как говорят, философия начинается с изумления, с восхищения и тут вот, может быть, Соловьев ловил этим моменты, и он разражался вот этим заразительными смехом?
А.А. Ермичёв: Это на целое исследование.
М.В. Максимов: Я согласен с репликой, замечанием Александра Александровича, целое исследование, да, написать бы по этой теме и материала будет вполне достаточно. Я думаю, что с этим заразительным смехом Соловьева, заразительным в том смысле, что он и был как бы очаровывающим, привлекающим и втягивающим в орбиту присутствующих. Иногда жутким, становилось жутко от смешка Владимира Соловьева. Я думаю, с этим связано очень глубокое ироничное отношение Соловьева к философствованию, к теориям и т.д. И он мог отстраниться и смотреть на это со стороны с юмором, это было у него. Это высочайшее качество человека уметь это делать – посмеяться над этим. Но иногда мне кажется, что если это абсолютизируется, вот это соловьевское качество великолепное, то может возникнуть опасность истолкования Соловьева, на мой взгляд, превратного и неадекватного. Я имею в виду Льва Шестова, который писал о «двух Солововых», о Соловьеве до «Трех разговоров» и о Соловьеве после «Трех разговора». И вот между этим двумя Соловьевыми лежит ничем не заполнимая пропасть, как пишет Лев Шестов. Вот с этим трудно согласиться, потому что понять это смех и иронию Соловьева, и в то же время серьезность «Трех разговоров» – это значит понять эти «Три разговора». Он здесь над чем-то смеется, иронизирует, но за этим есть и очень глубокая мысль, позитивная, вот это отличало его, между прочим. Он конструктивный мыслителей.
Р.Н. Дёмин: У меня к Сергею Анатольевичу вопрос. Вот Вы говорили о личном знакомстве с Друскиным. В Вашем личном архиве есть какие-либо материалы, посвященные воспоминаниям, восприятию его идей?
С.А. Гриб: Спасибо за вопрос. Я лично общался лет десять с Яковом Семеновичем Друскиным и убеждал его в пользу христианской церкви, он говорил, что верит в Христа, но не понимает, зачем ему в церковь входить. На эту тему мы долго беседовали и опубликовали переписку «Из пяти углов», в 1993 году в альманахе «Мера», издательство «Глагол». Оно существовало года два, потом его прикрыли, но экземпляр этого выпуска, думаю, в библиотеке найти можно. Хотелось бы эту переписку переиздать, как часть трудов нашего общества. Важно понять, что Друскин - очень оригинальный мыслитель, жизнь его соответствовала его взглядам, все его ученики прияли христианство, а он сам, тем не менее, умер некрещённым и его называют Привратником: он сидел при входе в храм и указывал туда путь. Так оно и было, потому что он прекрасно знал учение Святых Отцов и исповедовал его, исповедовал православный Символ Веры. Но колебался между лютеранством и православием. В «Переписке из пяти углов» по моей просьбе ему отвечают два лютеранских пастера, эстонский и латышский, и православные священники о. Александр Мень, о. Дмитрий Дудко и питерский священник о. Василий Лесняк. Это интересно. Помогите нам ее переиздать в сборнике.
Р.Н. Дёмин: У Вас уже есть новые материалы какие-то…?
Р.Н. Дёмин: Спасибо!
А.А. Ермичёв: Ну, если вопросов нет, давайте перейдем к выступлениям.
ВЫСТУПЛЕНИЯ
А.А. Ермичёв: Я хотел бы начать эти прения, пользуясь своим положением, как руководителя собрания. В первую очередь я выражаю – и, видимо, не я один – а все мы выражаем свое восхищение деятельностью российского исследовательского центра творческого наследия Соловьева в городе Иваново. По рассказу Михаила Викторовича, по книгам, которые он привез, совершено очевидно, что в Иваново разжегся культурный костер. Это просто прекрасно, это просто замечательно, и это не очень часто случается у нас. Это первое, что необходимо сказать.
Теперь непосредственно по вопросам. Мне все-таки кажется, что если мы оцениваем место Соловьева в истории русской мысли, то мы, конечно, должны договориться о том, чем же является русская философия. Является ли она философией в европейском смысле слова, как мы привыкли это понимать? Или это все-таки философствование? Т.е. мы возвращаемся на позиции столетней давности, когда в 1910 году, в апреле месяце вышел журнал «Логос» с его утверждением, что, в сущности, русской философии не было. Не было русской философской традиции, а если эта философская традиция была, то ее скорее нужно называть немецкой. «Логос» указывал на имена русских философов, творчество которых действительно было оплодотворено западно-европейской мыслью, – начиная с западников и славянофилов и завершая современником журнала «Логос» – Николаем Онуфриевичем Лосским. Т.е мы должны в сначала договорится о том, что же все-таки русского в русской философии, какова ее специфика и после этого оценивать специально место Соловьева. «Да является ли он философом? – спросил Розанов, и говорил, за костюмом философа журналист виден, шестидесятник виден. Вот первое замечание.
Теперь второе замечание. Что касается места Соловьева в особенном образом понимаемом философическом процессе в России. Мы будем говорить не о русской философии, а о русской мысли, о мысли русских о России. Так вот, если говорить о месте Соловьева в этом процессе, в процессе мысли русских о России, то в нем главная заслуга Соловьева – это, конечно, его социальное христианство, которое имеет теоретическое обоснование в «Чтениях о Богочеловечестве», в учении о Богочеловечестве. Оно же самым органичным образом связано с двумя другим частями: софиологической частью и учением о всеединстве. Главное, что определяет место Соловьева в истории русского мыслительного процесса – это социальное христианство. В этом его актуальность. Нынешнее наше христианство, православная церковь должна самым внимательным образом обратиться к этому наследию Соловьева, иначе будет повторение тех ошибок, которые были раньше совершены церковью.
И третий момент. «Ключевая фигура» выразился Михаил Викторович о Соловьеве. Ну, что такое «ключевая фигура»...? Это еще надо определить – что такое «ключевая фигура»...? Соловьев, верно, ключевая фигура для русского духовного ренессанса, для мысли русского духовного ренессанса. Весь русский духовный ренессанс – это крона могучей соловьевской пальмы. Но чтобы Соловьев был ключевой фигурой всей русской мысли? Вспомним, что вся русская мысль – не только религиозно-философская мысль, но и другая.
(Аплодисменты)
А.А. Ермичёв: Так, пожалуйста, кто хотел бы выступить? Игорь Иванович, пожалуйста!
Во-первых, я хотел сказать, что семинар – это уникальное явление. Соловьеву не повезло с изданиями, тут говорилось про это. Но ему повезло с площадкой для обсуждения. И я хочу сказать, что это настолько позитивно, что это даже перевешивает недостатки того, что он плохо у нас до сих пор издан. Потому что это чрезвычайно важно иметь такое место, где можно обмениваться совершено разными мнениями, вступать в конфликт с коллегами и тем самым стимулировать и себя и коллег на то, чтобы двигаться дальше. Потому что без этого чисто кабинетная работа, она конечно хороша, но она вот все-таки немножко застойный характер носит. Масса статей производится, но они как бы на одном месте топчутся, а каждый такой семинар и каждое участие в таким семинаре, для меня, например, это целый новый рубеж в движении вперед, в понимании Соловьева; и я думаю, что и все коллеги, которые в этом участвуют, они то же самое чувствуют. В данном случае у меня есть с чем сравнить. Я столь же регулярно участвую в конференциях по Достоевскому, которые проходят в доме-музее у нас в Петербурге и в Старой Руссе, вот только что в Старой Руссе конференция прошла. Это давняя традиция общения специалистов, но это филологи, это традиция, которая возникла еще в советские времена, за ней государство стоит, деньги стоят и солидные организации. А здесь – один человек, энтузиазм одного человека. И, к сожалению, нет таких больше прецедентов по отношению к русским философам. И это очень печально, потому что, действительно, без такого общения движения вперед невозможно осуществить. К счастью, Соловьеву в этом смысле действительно повезло, и такое движение есть и достижения огромные есть.
Теперь о своих впечатлениях изнутри этого процесса, что для меня эти одиннадцать лет дали и как я по-новому смотрю на Соловьева. Я могу сказать, что за эти одиннадцать лет я целую революцию в своих воззрениях на Соловьеву пережил. В чем-то я могу согласиться с Александром Александровичем, с его только что прозвучавшем эмоциональным выступлением. Я могу сказать, что когда я начинал заниматься Соловьевым, лет десять назад, первые работы писал, первые книги, то я был уверен в том – и это мнение до сих пор, кстати, популярно – что Соловьев это наше главное, наше «всё», это центр русской философии, по отношению к нему надо всё остальное рассматривать. И, главное, что в философии Соловьева всё четко, последовательно – он же «немец», систему создал, а кто кроме него создал? Франк разве, и всё.
Да, и еще один мотив я хотел отметить. Я еще раз хотел согласиться с Александром Александровичем в одном аспекте. Дело в том, что чем больше я изучаю Соловьева и контекст русской философии, тем больше я прихожу к выводу, что помимо этого стереотипа о предельной рациональности, стройности его системы – неверного стереотипа – она совершено не стройная, совершено нерациональная, там масса противоречий, масса течений, которые не стыкуются друг с другом, вообще не понятно, как они сходились в его философии, в его личности; так вот, помимо этого есть еще один стереотип, к которому мы привержены, и который считается незыблемым, и который я лично для себя поставил под сомнение – это убеждение в том, что Соловьев, являясь вершиной русской философии, сам является наследником Достоевского. Он интуиции – очень «туманные», как мы считаем – Достоевского-писателя, превратил в строгую философскую систему. Так вот сейчас после действительно капитального изучения Соловьева и Достоевского (сейчас я гораздо больше занимаюсь Достоевским, чем Соловьевым) я могу парадоксальную точку зрения высказать, в этом смысле близкую к тому (А.А. Ермичёву), что Вы говорите. Во-первых, Достоевский по сравнению с Соловьевым это как раз «немец-рационалист» (смех в зале), такой продуманной до деталей системы мировоззренческой, философской, ни у одного русского мыслителя я не нашел – у него я нашел. Вот пишу большую книгу сейчас, надеюсь когда-нибудь предъявить ее общественности. В этом смысле повторю, Соловьев гораздо более путанный, противоречивый мыслитель, чем Достоевский. Достоевский обладал совершенно «железными» интуициями, извините за парадокс (смеется). Но это, действительно, очень глубокие интуиции, они очень точно отражают своеобразный русский путь философствования. И он их в своих романах полностью выразил, но это – романы, и поэтому здесь очень много загадочного, но эти загадки можно разгадать, по-моему. И действительно, когда мы их разгадываем, здесь все однозначно, четко, очень глубоко. А вот у Соловьев – нет, он другой, он путаный, хотя по внешности рациональный. И самое главное, что он на самом деле, я не знаю, какое тут слово подобрать, чтобы не совсем грубо это выглядело, но он ушел от Достоевского, отрекся от его наследия… По видимости он его преемник, он сам про это говорит в «Трех речах в память Достоевского», но по сути происходит отказ, он пытается как-то исправить эти идеи, как-то по-своему их выразить, но при этом он их искажает очень радикально. И поэтому моя мысль такая, что центр – теперь уже возражаю Вам (А.А. Ермичёву) – центр русской философии – это конечно Достоевский. Но для этого надо понять, что у Достоевского есть глубоко продуманная философская система, это до сих пор еще не понято.
А.А. Ермичёв: И противником Федора Михайловича, мыслительным противником был Виссарион Григорьевич Белинский!
И.И. Евлампиев: Ну, может быть, ну, тогда пара, да, антиномия такая в основании русской философии, антиномия. Вот в этом я согласен…
А.А. Ермичёв: Да!
И.И. Евлампиев: … потому что он, Достоевский, во многом из Белинского вышел. (А.А. Ермичёву) Тогда да, мы с Вами сойдемся, что здесь есть плодотворная антиномия…
А.А. Ермичёв: Да!
И.И. Евлампиев: … которая породила всё остальное. Но всё остальное, оно гораздо ниже по уровню, чем глубина вот этой антиномии.
А.А. Ермичёв: Да, да!
И.И. Евлампиев: Тогда соглашусь, да. Мне кажется, что такое переосмысливание акцентов и кумиров тоже очень важная вещь, и при этом мы гораздо более трезво и правильно будем понимать русскую философию.
Еще раз спасибо Михаилу Викторовичу, спасибо Соловьевскому семинару за все за это!
(Аплодисменты)
…Искомая целостность порождается духом взаимной любви. А спасительная цель человека – «подключиться» к этой высшей органической целостности, реализуя тем самым уже не столько познавательный акт, сколько полноту самой жизни. Последнее и достигается через первый из девяти плодов Духа Святого – любовь. Теперь её экзистенциальная роль становится совершенно прозрачной. Резюмируя, можно сказать, что гениальное прозрение Соловьева сбылось. И хотя некоторые упрекают его в схематизме, Лосев отвергает эти нападки. За таблицей категорий, которой оперирует Соловьёв в «цельном знании», на самом деле стоит сама жизнь. И Лосев подчеркивает, что вообще философия Соловьева – это, по сути, философия жизни. С учетом же свершившегося после него мы теперь понимаем, куда нам стремится и в чем смысл жизни. Спасибо за внимание!
А.А. Ермичёв: Спасибо, Михаил Витальевич!
(Аплодисменты)
А.А. Ермичёв: Если нет выступающих, то я предоставляю слово для заключения Сергею Анатольевичу сначала, а потом Михаилу Викторовичу. Пожалуйста, Сергей Анатольевич!
С.А. Гриб: Прежде всего, хочу сказать, что я не согласен с той точкой зрения, что Соловьёв якобы отрекся от самого себя в «Трех разговорах», я считаю это неверным. Дело в том, что на самом деле любой религиозный путь кончается обязательно — чем? - покаянием. Нет покаяния – нет христианства. Это нужно представить четко. И у него была метаноия, т.е. перерождение – не отречение, а перерождение, это разные вещи. И он именно каялся в своем утопизме, именно это отражено в его поэме об Антихристе. Это легко понять. Никакого отречения! У нас в обществе выступал покойный ныне замечательный философ Леонид Василенко, которого я, грешным делом, считал католиком, потому что он читал лекции в католической семинарии. Но к тому моменту он перешел из католической семинарии в Православный институт святого Тихона. Так вот он отметил, что Соловьёв не стал католиком, и неверно считать, что если он причастился у униата-католика Толстого, то принял католичество. А перед смертью он исповедался у православного священника Беляева в поселке Узкое, теперь это черта Москвы. Зачем я это говорю? Затем, что путь у него единый – это совсем не переворот, не перерождение, что он написал «Три разговора», он просто не успел все это объяснить до конца, и потому мы можем ошибаться, вот это я хотел бы подчеркнуть. Не надо говорить, что он отрекался, это неверно!
А.А. Ермичёв: Вам заключительное слово, Михаил Викторович, пожалуйста!
М.В. Максимов: Прежде всего, я хотел бы поблагодарить всех, кто пришел сегодня, и кто меня пригасил, для меня это огромная честь и огромная радость душевная, сердечная радость быть рядом с теми, с кем очень давно знаком и оказаться рядом с теми, с кем давно переписываюсь и заочно тоже знаком. Это огромное счастье на самом деле. Спасибо большое!
И теперь по существу дискуссии только одно замечание. Да, Соловьев при всей прозрачности и даже легкости того, что он пишет для восприятия он очень сложен и может быть и «путанен», как выразился Игорь Иванович. Но есть одно замечательное высказывание Николая Бердяева. Рецензируя книгу Евгения Николаевича Трубецкого «Миросозерцания Вл. С. Соловьева», он заметил, что Трубецкой не всегда понимает тот методологический инструментарий, который использовал Соловьев, выстраивая свое учение, свои философские концепции, а это очень важно для критики любого произведения – тот инструментарий, который использовал автор, когда выстраивал свой труд. И Бердяев пишет о соловьевском методе как «мистическом рационализме». Вот это бердяевское замечание очень важно. Соловьев выстраивал свою философию на этом основании. Бердяев очень точно определил его, на мой взгляд. Если этого не учитывать, то критика Соловьева оказывается разрушительной. Очень важно найти адекватный метод анализа и критики. И тогда, конечно, будет что-то проясняться, но на это будут годы уходить и хорошо! Владимир Сергеевич дал нам возможность работать, писать, публиковать, обсуждать, испытывать радость от всего этого и радость общения. Спасибо огромное. Спасибо!
(Аплодисменты)
А.А. Ермичёв: Друзья мои, по обычаю мы на память дарим осиновому докладчику книжку издание нашим издательством и вот вам Михаил Викторович это книжка «Даниил Андреев: pro et contra» и книжка нашего ректора «Метафизика культуры».
М.В. Максимов: Спасибо огромное!
А.А. Ермичёв: (Аудитории) Друзья, спасибо вам, до следующей встречи!
Фотографии Олега Хмельницкого
Запись и расшифровка диктофонной записи Наташи Румянцевой
Благодарим за помощь в подготовке этого материала:
Михаила Викторовича Максимова Сергея Анатольевича Гриба Игоря Ивановича Евлампиева Михаила Витальевича Быстрова Александра Александровича Ермичёва
Дополнительно см. Приложения
Российский научно-образовательный центр исследований наследия В.С. Соловьёва: Информация о научной деятельности
Подписка на журнал «Соловьёвские исследования»
Информация о Международной научной конференции «Философия В.С. Соловьева в межкультурной коммуникации: К 110-летию со дня смерти В.С. Соловьёва и 20-летию праведной кончины протоиерея Александра Меня», 23 – 25 сентября 2010 г.
СЛУШАТЕЛИ    
    
  
|
Соловьевский семинар – это не только проведение конференций и издание сборников, а теперь уже журнала. Поскольку мы существуем в учебном заведении, нам очень важно не только академическое исследование соловьевского наследия, но и соединение науки и учебного процесса. Это мы делаем. Соловьев – фигура столь многогранная и интересная, что его творчество совершено не ограничивается философскими трактатами, Соловьев – поэт, литературный критик, публицист. Все это позволяет нам делать работу Соловьевского семинара системной. Т.е., деятельность семинара не ограничивается научными исследованиями, она пронизывает и образовательный, и воспитательный процессы.
М.В. Максимов: Наиболее богат в настоящее время Бохум – Рурский университет Бохума, недалеко от Дюссельдорфа. Там есть центр исследования русской мысли, который возглавляет профессор Александр Хаардт. Он хорошо знает русскую мысль, публикует, в том числе и по Соловьеву, статьи в Германии. Там работает известный всем, наверное, хорошо известный Николай Плотников. Там сейчас работает в штате университета Елена Прибыткова, замечательно пишущая по философско-правовой тематика. Она защитила блестящую кандидатскую три года назад и сейчас уже три года в Германии. Это, пожалуй, в настоящее время самый активно работающий в этом направлении, и мы можем ожидать очень хороших книг от Елены Прибытковой, очень хорошие работы по отечественной и европейской философско-правовой мысли. Она лидирует в этом направлении. Были очень хорошие работы, связанные с философско-правовой мыслью у Эриха Соловьева, мы знаем эти работы. Было несколько кандидатских диссертаций защищено, но Елена Прибыткова, зная языки – немецкий, английский, – она и пишет на этих языках, не только на русском, она сумела привлечь огромнейшую литературу и глубоко исследовать истоки соловьевских философско-правовых идей. И вот эта идея право как минимум добра, она нашла истоки и проследила эволюцию этой идеи в как немецкой, так и русской литературе. В Университете Бохума, на мой взгляд, сегодня самый крупный центр. В Германии крупнейшие специалисты по наследию Соловьева. Очень ценны работы Людольфа Мюллера. В Бохуме я познакомился с Людвигом Венцлером, патриархом немецкого соловьевоведения. Его работы я читал еще в молодости. Конечно, ему уже много лет. Его вклад в исследование наследия Соловьева очень существенный. Вообще немецкая литература о Соловьеве очень богата. И полное собрание Соловьева – это немецкое собрание. Соловьева переводят и издают многотомные собрания в Италии, Японии.
С.П. Заикин: Уважаемые коллеги, я, во-первых, хотел бы поблагодарить за ту колоссальную организационную работу, которую вы делаете. Это душа того, как существует сегодня соловьевоведение. А вопрос у меня из двух подвопросов состоящий. Я знаком с библиографией, достаточно внимательно ее прочитал, ознакомился. У меня сложилось отчетливое ощущение, что Соловьев – это «наше всё». С моей точки зрения даже слегка излишне он доминирует. На самом деле, я думаю, все согласятся, что Соловьев – это инициатор целой волны. По-разному ее называют – русское религиозное сознание, русский духовный ренессанс. Я бы даже, так скажем, полемистов, неоправославие, я бы тоже связал с той волной, которая была поднята Соловьевым. В этой связи вопрос. Это осознанная политика «Соловьёвских исследований» – четкая доминанта имени Соловьева – потому что его так много, что я бы на самом деле, с моей точки зрения, расширил… Или так это исторически сложилось? Это первое, а второе. Я, может быть, субъективную вещь скажу, но ощущение «игры в бисер» оно все-таки присутствует, и я чрезвычайно рад тому обстоятельству, что студенты собрали фильм, подготовили, что подготовлен спектакль вашими общими усилиями. Это, в общем, попытки найти какое-то практическое русло, какую-то практическую проекцию, пусть даже такую. Вот если можно… Внутренне, Вы понимаете, эти вопросы связаны, по поводу доминирования Соловьева в «Соловьевских исследованиях», что понятно, но не стоит ли расширить диапазон? И второе, вот если можно, поподробнее о тех практических вариациях наследия Соловьева? В какой форме, может быть, оно еще живет?
С.А. Гриб: Имеется сборник тезисов докладов на конференции общества им.Вл. Соловьёва. Этот сборник был высоко оценён Дж. Беллингтоном, директором Библиотеки конгресса США. Подготовлен сборник докладов на заседаниях общества за последние годы, но пока не издан из-за отсутствия финансовой поддержки. Возвращаясь к Друскину, добавлю, что 5-6 лет назад вышли из печати два тома его дневников, две большие книги, они моментально разошлись, продавались в «Доме книги», издавала их сестра Друскина Лидия Семеновна. Она уже скончалась. Кроме того, были выпущены две его книги, одна под названием «Вблизи вестников» (Вашингтон, 1988 год, издатель Генрих Орлов, эмигрировавший из СССР). И когда я был в Лондоне, приобрёл её случайно в православной церкви. Имеется также небольшой сборник, изданный в России. Но всё, что опубликовано, уже раритет. Как мыслитель, он непосредственно связан с той струей, которую поддержал Соловьёв. Тем не менее, Соловьёва Друскин, учившийся у Н.О.Лосского, недолюбливал. 
По обстоятельствам, которые на меня внезапно обрушились, я сейчас занимаюсь Белинским. 
И.И. Евлампиев: Мне, как говорится, сам Бог велит выступить, потому что Михаил Викторович уже говорил, что я всего неделю назад был на последнем семинаре и являюсь постоянным членом Соловьевского семинара, вхожу во все оргкомитеты, участвую в рецензировании статей и сборников, поэтому могу поделиться впечатлениями и некоторые выводы сделать о том, каков результат работы семинара за прошедшие одиннадцать лет. 
Так вот теперь я, глубокого погрузившись в эти дискуссии и участвуя в бесконечных спорах с коллегами, могу с уверенностью сказать, что такого «путаника» как Соловьев в русской философии не было (смеется). И я могу искренне сказать, что сейчас, после этих одиннадцать лет, я его гораздо меньшее понимаю. Т.е. для меня белых пятен в Соловьеве больше стало – парадокс такой. Мы легко создаем себе кумиров с помощью достаточно простого, стереотипное восприятия: все это строго и стройно, и есть чем гордиться. Но потом начинаешь разбираться, и всё тает, тает, к сожалению. И вот этот последний, особенно последний семинар, к сожалению, очень короткий, а тема такая важная – «Три разговора» Соловьева, он как раз это и показал... Когда я посылал название своей работы Михаилу Викторовичу, я испытывал некий трепет, что я покушаюсь на святыню. Я свой доклад назвал «”Три разговора” – философское отречение Владимира Соловьева». Так вот сейчас я пишу статью для сборника, и я, наверное, еще более резкое название ей дам, потому что когда я погрузился в этот материал, я гораздо лучше пониманию насколько непонятен Соловьев в некоторых своих мотивах, например, в «Трех разговорах», ну непонятен совершенно! Это полное отречение от всего, и не только отречение, а издевательство над прошлым, над собой, над кумирами прежними. И в этом смысле он велик и загадочен как личность, как парадоксальная личность, которая заслоняет иногда даже свою философию. И философии у него чрезвычайно оригинальная, но личность еще интересней. Когда мы сравниваем личность и философию, то выявляются колоссальные нестыковки, и в философии это прорывается в виде таких парадоксов как «Три разговора». Шестов правильно заметил, что здесь присутствует слом и отречение от всего – почему? С какой стати, ведь этого не видно по жизненным обстоятельствам. Повторю, наш семинар – это очень интенсивная интеллектуальная работа, она чрезвычайно помогает понять такие детали, которые без этого в чисто кабинетной работе очень трудно уловить. И я думаю, что эту работу мы всячески должны поддержать на всех уровнях. И надеюсь, что семинар будет жить и мы все-таки, в конце концов, лучше поймем Владимира Соловьева, потому что сейчас, повторю, чем дальше, тем меньше лично я его понимаю, а хочется, тем не менее, все-таки понять и некую единую линию развития выстроить.
М.В. Быстров: Позвольте уйти немного от разборок и перевести обсуждение в несколько иную тональность. Собственно, я попробую проиллюстрировать, насколько мысль Соловьева, в частности – о целостном мировосприятии, оказалась далеко идущей. Но начну с некоторых комментариев по поводу философии. Дело в том, что когда мы в ней замыкаемся, невольно забываем, что надо что-то выдавать и вовне для общества, какие-то разработки. Отсутствие такой востребованной «продукции» вызывает справедливые нарекания со стороны – о чём, кажется, с этой трибуны и упоминал Андрей Николаевич Муравьёв, приводя весьма жёсткое высказывание Ж. Алфёрова. Показательно, что особенно резкие инвективы в адрес философии бросают нобелиаты от физики. Например, знаменитый Р. Фейнман: «Эти философы всегда топчутся около нас, мельтеша на обочине науки и порываясь то и дело сообщить нам что-то, но никогда на самом деле они не понимали всей тонкости, глубины наших проблем». Но вот как бы в реабилитацию философии разрешите напомнить об известной работе Соловьева «Философские начала цельного знания». Оказывается, он написал её в 24 года. А спустя 50 с лишним лет, такой же молодой человек 25 годов от роду сотворил удивительный шедевр на 25 страницах, который потряс вообще мир и особенно – математическое сообщество.. Я имею в виду Курта Гёделя, доказавшего знаменитые теоремы об ограниченности формально-логического пути познания – эпохальное открытие, имеющее прямое отношение к позиции Соловьева относительно цельного знания. Напомню, в двух словах, что речь идет о несовместимости полноты и непротиворечивости в дедукции. Если совсем коротко, то эти два аспекта можно связать с достаточностью и необходимостью, чьё сочетание, в свою очередь, ведёт к понятию «взаимности» и …целостности. Одним словом, мы приходим к целостному мироощущению - только оставляя сухой дискурс, «категориальный синтез» и т.п. и обращаясь к интуиции и вере. По Соловьёву, это достигается в органической логике – каковую мы сейчас представляем под управлением «духа целостности». Т.о. блестящий прорыв К. Гёделя в матлогике венчает и реализует до конца проект Соловьева. Такова неожиданная преемственность! Наш замечательный философ ратовал за объединение философии, «положительной науки» и теологии. А сегодня это единение свершается на глазах! Идёт перестройка мышления и кристаллизация новой парадигмы. Надо лишь философии выйти из затянувшейся изоляции и оглянуться на смежные области…